В Новой Третьяковке на Крымском валу уже второй месяц проходит (и будет идти до 4 ноября) очередная масштабная выставка знаковых русских художников – на этот раз пришла очередь представить во всем многообразии живописного наследия семейство Васнецовых. Обозреватель SOTA добрался до выставочных залов и удивился обилию приемов, которыми теперь художественную классику пытаются сделать ближе к зрителю.
Прошли те времена, когда на выставки-ретроспективы Новой Третьяковки в жару и стужу стояли очереди и любители искусства сносили двери перед закрытием (как когда-то на выставке Валентина Серова). Не то зрители подустали от таких мероприятий, не то одни ценители разъехались по разным странам мира, а другие переключились на батальную живопись, но на выставке Васнецовых ажиотажа не наблюдается. Да и ценовая политика музея негуманная – билет посетителю без льгот обходится аж в 900 рублей. За экскурсию или аудиогид придется еще заплатить, но это не так уж обязательно: большую часть картин снабдили куар-кодами, по которым можно найти довольно подробные описания и самих полотен, и тематических разделов.
На выставке мелькают упоминания про «три поколения Васнецовых», хотя поколений здесь, строго говоря, два: братья Виктор и Аполлинарий, несмотря на разницу в восемь лет, все же относятся к одному поколению, а дополняет их внук Васнецова-старшего, Андрей Владимирович, творивший уже во второй половине XX века. (Кстати, семейство могли бы дополнить и дальним родственником Юрием Васнецовым, художником-графиком и автором известных иллюстраций к детским книгам).
Времена изменились не только в плане количества посетителей. Сейчас уже странно вспоминать, например, проходившую в этих же залах в 2021 году выставку «Мечты о свободе. Романтизм в России и Германии», для которой американский архитектор Даниэль Либескинд превратил главный зал в концептуальный лабиринт. Теперь организаторы обходятся собственным креативом, так что все проще и скромнее. Заходя, сразу попадаешь в домашний уголок с портретами и автопортретами творческого семейства, откуда можно выбраться в такой же мирный участок, посвященный усадьбе Абрамцево, где живописцы творили на свежем воздухе и вдохновлялись общением с другими творческими современниками.
Главная дизайнерская находка – соорудить в пространстве центрального зала этакую «Белую крепость», внутрь которой помещены виды старой Москвы кисти Аполлинария Васнецова. Сюда же поместилась и «Метафизика природы» – выясняется, что художник, известный среднестатистическому жителю столицы по реконструированным видам кремлевских стен, башен и средневековых улиц, писал еще и оренбургские степи, уральские реки и даже облака над швейцарской Юнгфрау.
Но самая эффектная и ожидаемая часть выставки разместилась за стенами «крепости» – ее окружают зоны «Легендарное прошлое» и «Фольклорная стихия», а если по-простому, богатыри и сказки Виктора Васнецова. Для посетителей две эти темы не слишком различимы, разве что затесавшийся среди легендарного прошлого Иоанн Грозный как-то не вписывается ни в ту, ни в другую тематику.
Сказочные полотна на выставке представлены не все: нет, например, разных версий боев со змеями и Кощея Бессмертного. Но имеющейся подборки достаточно, чтобы публике было что узнавать из хрестоматийного: вот вам витязь на распутье, вот Иван Царевич на сером волке. (Посетительницы тихо дискутируют о национальной принадлежности царевича: что-то в нем чудится не совсем славянское. Потом вспоминают реконструированный по останкам портрет князя Андрея Боголюбского, который вообще больше всего смахивает на монгола, и успокаиваются: всякие царевичи, видать, бывали.) Вот грустит над прудом Аленушка, про которую многим из нас в школе пришлось написать сочинение. Обозреватель SOTA, например, в своем сочинении простодушно объяснил, что Аленушка тоскует о похищенном брате Иванушке и был подвергнут осмеянию, ведь художник изображал простую деревенскую сиротку и вовсе не задумывал полотно как иллюстрацию к сказке. А зря, выходит, смеялись учительница и одноклассники: искусствоведы Третьяковской галереи пошли по тому же пути, что и корреспондент в третьем классе, поместив «Аленушку» в сказочную зону, а не в «Абрамцево», из окрестностей которого она родом. Видимо, массовому зрителю уже так привычнее.
И на все это сурово взирают «Богатыри».
Из центральной части зала можно перейти в пространство, посвященное росписям Владимирского собора в Киеве. Из пояснительного текста, правда, не сразу узнаешь, где именно находится собор – текст составлен так талантливо, что Киев мелькает лишь раз во втором абзаце в качестве города, где Виктор Васнецов «изучал мозаики и фрески древнейших храмов», а сам собор парит где-то вне географических привязок к реальным территориям. Впрочем, не будем придираться к тексту, здесь есть еще и фильм о росписях собора, да и картоны, созданные художником, говорят сами за себя – там то самое крещение князя Владимира, и, в общем, трудно не догадаться.
В самом маленьком зале, зона, посвященная теме «Снегурочки»: и знаменитая картина, и эскизы к опере Римского-Корсакова.
Это все понятно, предсказуемо и ожидаемо. Но есть и сюрпризы. Возможно, организаторам стало казаться, что современному посетителю (если он не ценитель живописи, а просто пришел взглянуть на великое и знакомое) недостаточно радости узнавания картинок из учебников и с конфетных коробок. И нужно как-то разнообразить процесс приобщения к художественному наследию, особенно если посетитель пришел с детьми, которым новые технологии ближе, чем старые полотна.
А возможно, за идею добавить интерактива ответственен спонсор выставки Сбербанк. Но, так или иначе, некоторые работы Васнецовых-старших снабжены еще и дополнительными куар-кодами от Сбера «новые грани искусства в дополненной реальности». Если отсканировать код, перейти в приложение, дать ему разрешение на доступ к твоей камере и всему прочему (может, для этого все и затевалось?), отойти на соответствующую разметку на полу и навести телефон на картину, она оживает.
Это правильнее было бы назвать «дополненной нереальностью»: полотна сами по себе создают нереальный мир, а нам предлагают добавить в него немного движения. И «новыми гранями искусства» это сложно назвать – вряд ли такой аттракцион является чем-то высокохудожественным. Всего лишь занимательное развлечение для тех, кто подустал от объяснений, что красный сарафан Бабы-Яги «отождествляется с цветом революции». Некоторые полотна дополнены чем-то не слишком внятным: в пейзажах Аполлинария Васнецова «Ахтырка. Вид усадьбы» и «Озеро» всего лишь оживают воды речки и ветер выносит за раму картины лепестки цветов.
Интереснее всего «оживлена» сама по себе притягивающая внимание работа «Гонцы. Ранним утром в Кремле». Эта историческая сцена не так «примелькалась», как иные виды средневекового Кремля, и завораживает контрастом между сказочно-декоративным зимним городским пейзажем (яркие краски затейливых теремов, припорошенные снегом) и тревожным настроением пустой утренней улицы, по которой проносятся гонцы – времена на картине Смутные, перед польско-литовской интервенцией, и, хотя неясно, от кого и к кому спешат посланники, ясно, что им есть, с чего нервничать. Дополненная реальность, в которой всадники уносятся за рамки полотна, а вслед им летят по небу птицы, усиливает атмосферу нервозности.
Если с реальностью хотя бы понятно, за чей счет и в каких целях она дополнена, то другая креативная придумка организаторов выставки совсем загадочна. А между тем идея интересная: чтобы задействовать не только зрительные каналы, но и обонятельные рецепторы гостей, разные зоны выставки снабдили своими запахами. Только сделали это как-то очень незаметно, словно стыдясь такого шага: корреспондент случайно заметил на темной стене возле «Богатырей» и запасного выхода подставки с колбами, снабженным крошечными табличками. Оказалось, поднимая колбы, можно вдохнуть ароматы «Темный лес» и «Светлый лес», в которые заложены «образ волшебной дремучей чащобы» и «сказочного и доброго леса». На фоне богатырей эти колбы совершенно потерялись, и мало кто из посетителей к ним подходит. Ароматы оказались не слишком тонкими, различить удалось что-то похожее на запахи смолы и коры.
Другие колбы обнаружились, например, внутри «крепостных стен» (аромат «Старая Москва» обещал погружение в атмосферу торгово-ремесленной столицы и не обманул – запахи дегтя, кожи и лака), в зоне «Снегурочка» (опять лес, только зимний, ближайшая ассоциация – ароматизатор «морозная свежесть») и даже рядом с росписями Владимирского собора (предсказуемый ладан – и, кстати, жаль, что организаторы не рискнули заодно дополнить реальность сцены Страшного суда, ведь могло бы получиться интересно).
Но кто создавал эти ароматы? У них, как следует из подписей, есть авторы – некие анонимные «художники-парфюмеры», почему же нигде не поясняется, откуда взялась ароматическая тема на выставке? Во всяком случае, корреспонденту не удалось найти ни одного упоминания про парфюмерную составляющую на стендах с описаниями и перечнем спонсоров. Хотя возникло подозрение, что за ароматы отвечает Natura Siberica, снабдившая Третьяковку жидким мылом в туалетах (о чем как раз сообщают весьма солидные таблички).
Так и не найдя разгадку таинственных запахов, обозреватель спустился в нижний зал, посвященный Андрею Васнецову, представителю, как следует из описаний, «сурового стиля». Что стиль его суров, становится ясно, как только попадаешь в зал и видишь почти монохромную гамму стремящихся дойти до простых геометрических фигур композиций. Самым недогадливым про то, что сказки кончились, сообщает первый встречный «Натюрморт с черной курицей», печально задравшей лапы на газете.
Кажется, Васнецов-младший дается «в нагрузку» к дедушкам: на его мрачноватые полотна, выставляй Третьяковка их отдельно, не удалось бы заманить столько народа, а в комплекте со сказками вроде бы как-то посетители и приобщаются к поискам советского художника-шестидесятника. Среди этих поисков есть и очень выразительные по композиции и актуальные по тематике работы вроде «Разгона демонстрации», но все же последний зал не страдает от избытка посетителей. И понять людей можно: психика, расслабившаяся среди царевен и абрамцевских пейзажей, не хочет снова мобилизовываться, вырываясь из ассоциирующегося с детством уютно-завораживающего мира, созданного работами Васнецовых-старших.
Хотя, если вдуматься в то, что мы видим на полотнах в верхнем зале, удивительно: а с чего мы вообще-то расслабились? Ладно бы это были какие-нибудь изображения родных просторов, как на полотнах Шишкина. Но здесь ничего хорошего, вообще-то, не происходит. В лучшем случае всего лишь царевна не смеется. Но вон Иван Царевич все время куда-то бежит (или летит) от своих зловещих антагонистов среди не менее зловещих пейзажей. Аленушка грустит, Яга планирует поедать добытого ребенка, поля сражений завалены костями, витязю предстоит непростой выбор между потерей коня или головы, и даже в старой Москве Аполлинария Васнецова обнаруживаются тела жертв массовых казней (полотно «Московский застенок»). Воспринимать все это как сказочно-легендарную идиллию можно только потому, что глаз основательно замылился – уж столько все это тиражировали для иллюстраций и оформления товаров массового потребления, что смыслы куда-то потерялись. Главное, что картинки красивые и цвета веселенькие.
Может, тут и кроется часть ответа на загадку, как нам удается не замечать в привычном плохого? Но, если и так, братья Васнецовы вряд ли добивались именно такого эффекта.
